4

Сказать, что бой был жарким — это ничего не сказать. Выдвинувшаяся из тумана длинная ладья орков присоседилась борт в борт к нашему драккару, оттуда умело метнули крючья, притянулись, и мгновение спустя визжащая орочья орда посыпалась к нам на палубу.

Мы-то уже с полчаса как видели ихние маневры, но по сценарию полагалось, упившись вусмерть, быть застигнутыми врасплох. Мы и в самом деле приняли по чуть-чуть, раз уж сценарий дозволяет, тем более, в мороз самое оно. Но проглядеть орков не сумел бы и самый безнадежный алкоголик. Однако Игра есть Игра.

Картина была еще та. Ночь, луна то появляется в черных разрывах облаков, и тогда под ее мутными лучами блестят широкие, зазубренные изнутри ятаганы орков, то ее заволакивает плотная пелена, и лишь рыжий огонь факелов освещает наше ристалище. Слышатся крики боли пополам с матерщиной, как правило, нашей, родной, хотя временами звучит и иная речь. Главное, не требуется переводчика — все и так ясно. Все расписано на много ходов вперед.

Я сжимаю ставшую вдруг липкой рукоять меча, отмахиваясь от наседающего на меня орка. Когда луна выглядывает из облаков, видно, что это совсем еще юный парнишка, не старше семнадцати. Над губой у него едва лишь наметились мечты об усах. Но юноша тем не менее ловок и напорист. Копье в его руках так и играет, и вскоре он пробьет мою защиту.

А по сценарию мне положено его зарубить. Во вводной, которую заставляли выучивать чуть ли не наизусть, сказано: «И никто из мерзких косматых чудовищ не остался в живых». Интересно, знают ли об этом косматые чудовища?

— Как ты-то сюда попал? — кричу я, пытаясь поднырнуть под копье.

— Тебе не один хрен? — бормочет парнишка, резко отводя руку. Так, сейчас попробует ударить снизу. Ладно, это нестрашно, этому нас учили.

— Я-то ладно, я дядька взрослый и вообще историк, — миролюбиво поясняю, отбив мечом его удар, — я норму недобрал, и вообще эти компьютеры видал в гробу. Но вы, молодежь, вы же фанаты игрушек…

Сейчас говорить можно, в заварухе боя стукачам не до крамольных высказываний. Мальчик тоже это понимает.

— Я за анекдот, — хрипло сообщает он, оттесняя меня к борту. Это плохо. Там я лишаюсь пространства для маневра, и очень скоро буду напоминать пришпиленную иголкой бабочку. В альбоме юного натуралиста.

— Что за анекдот? Рассказал бы уж напоследок… Мы ведь все равно живем для того, чтобы завтра сдохнуть.

— Да так, фигня, — сплевывает парнишка, — ну, значит, приходит Господин Варкрафт в баню…

Что было дальше со Светлым нашим Господином, я так и не узнал. Мальчик судорожно вздохнул, ойкнул и шлепнулся на мокрые доски палубы. Как раз появилась луна, и я увидел торчащий из его затылка тяжелый арбалетный болт. И темную лужицу возле вихрастой головы.

Из темноты выскользнула невысокая плотная фигура.

— Ну ты даешь, дядя! Он же тебя чуть не замочил, пока ты на его базары покупался, — укоризненно протянул Олаф… — Ну ядрена феня, сам точно пацан. Приглядывай тут за тобой… Ладно, пошли, этих косматых мы уже сделали.

Я стоял, не двигаясь.

— Ну ты чего, в натуре? — удивился Олаф. — К палубе примерз, да?

А я все смотрел на темную лужицу, которая начала уже подергиваться ледком. 

5

Эту ночь можно спать спокойно. По сценарию следующий бой лишь дня через два, близ Земли Чертовых Скал. Северное побережье Норвегии, говоря по-простому. А пока нам ничего не грозит. Разве что ветер и волны. Но к ним дружина Сигурда Светлоусого уже привыкла.

Викинги, укрывшись всем, чем только можно, храпят в кубрике. Если только эту вонючую конуру можно так назвать. Я-то знаю, три года служил на Тихоокеанском флоте. В принципе меня и впрямь можно считать старым дядькой. Тридцать девятый пошел.

— Ну вот, сейчас самое оно, — удовлетворенно хмыкнул Олаф, кутаясь в тулуп. Конечно, по сценарию не положено, разрушает колорит, но если мы тут все вымрем, кто обеспечит Игру? И потому наши надзирающие на многое закрывают глаза.

— И о чем же ты хотел базарить? — хмуро поинтересовался я, глядя на мокрые доски палубы, куда изредка опускались подсвеченные луной снежинки. Облака наконец разошлись, и холодные огоньки звезд не спеша покачивались над нашими головами. То есть, конечно, качался на волнах драккар, но мы уже как-то привыкли брать его за неподвижную систему отсчета.

— Ну, для начала я тебя кой-чего спрошу, — усмехнулся Олаф. — А дальше посмотрим, как базар пойдет.

— Спрашивай, — кивнул я, пытаясь предугадать, чего же ему надо.

— Только честно, Свен — тебе не обрыдло загорать в этой курортной зоне?

— Глупый вопрос. Словно у меня есть варианты.

— Варианты всегда есть, Андрюша. Надо лишь вовремя подсуетиться.

Не слабо! Он знает мое настоящее имя, а сие категорически запрещено Сценарием. Оно и понятно: мы уже не люди, мы — персонажи Игры. Ладно, с Марком Зейделем мы пять лет на одном факультете преподавали, он — обобщенную семиотику, я — историю Дальнего Востока. Но и то не подали вида, что знакомы. Откуда ярлу Сигурду Светлоусому знать рядового дружинника Свена?

А этот, выходит, в курсе. Источник его информированности особых вопросов не вызывает. Сейчас добрый малый предложит неофициальное сотрудничество. Трудно, что ли, время от времени делиться своим мнением кто о чем говорит, и все такое? А зато в известных кругах ко мне отнесутся с пониманием. Три года Полигона вполне могут ужаться и до полутора, а в случае заметного усердия — и того более. Скучно, братцы-викинги. Ничто не ново под кошачьим лунным глазом.

— Видишь ли, Андрюша, — задумчиво протянул Олаф, — жизнь, она штука хитро закрученная. Вот загораем мы тут, на драккаре, орков месим, обеспечиваем Светлому нашему Господину Варкрафту полноту жизни. А где-то по коридорам люди с автоматами бегают, в монстров палят. Это, значит, Господин Дум кушают. Кто-то на орбите барахтается, за шаттлами на буранах гоняются. Уфо изображают. Все вроде бы просто, да? Сферы влияния поделены, мировая сеть разбита по секторам, никто никому не мешает.

— Ну и чего ты мне лекцию читаешь? — слегка прибалдев, поинтересовался я. Странно он для эстэпэшника начал, весьма странно.

— А это чтобы лучше тебя видеть, внученька, — хохотнул Олаф. Чтобы постепенно обрисовать довольно занятную картину.

Он сейчас был непохож на себя. Глаза его посверкивали в лунном свете, я бы сказал, хищно. Голос изменился, пропала обычная ленивая хрипотца, исчезла блатная лексика. Словом, он снял маску. Или первую из своих масок.

— В общем, действительно, хватит прелюдий, — продолжал Олаф, отсмеявшись. — Это на первый взгляд кажется простой картиной, а на самом деле — сложно сплетенный клубок интересов. Ты ведь знаешь, Реализация коснулась не только Игр.

Я сухо кивнул. Его слова понравились мне еще меньше, чем эстэпэшная вербовка.

— Так что реализовались все алгоритмы. Другое дело, Игры вышли на первое место. Еще бы, затраченная на них душевная энергия юзеров несравнима с тем, что уделялось обычным софтам. Ну, работает у тебя DOS и работает, ты его, в общем-то, и не замечаешь. Ну, базы данных, редакторы текстовые — те посложнее, но как освоил, пользуешься на автомате, и мозги у тебя другим заняты. Вот с компиляторами люди изрядно ковырялись, но программистов-то относительно немного, в сумме их энергия не столь уж велика. Вот и получилось, что Игры царствуют, обучалки на подхвате, а остальные… Остальным тяжко приходится, Андрюша. Так что, понимаешь, у них свои интересы.

Это я понимал. Особенно если назвать остальных их истинным именем — вирусы. Им, кстати, приходится не столь уж тяжело. Конечно, об этом не говорят вслух, но я тоже не дурак, первое действие арифметики применять умею. Уж на что на что, а на вирусы душевной энергии люди затратили немеренно. И если кто и может составить конкуренцию нашим Светлым Господам, так именно они, «бациллы».

— Мог бы и не распинаться, — заметил я, глядя на крутящиеся в лунном свете снежинки. — Все уже ясно, Олаф. Только я на такие дела не пойду, усвоил? Лучше три года загорать под ласковым северным сиянием, чем принимать процедуры в конторе дедушки Лозинского. Мне, знаешь ли, никак не улыбается пойти на биомассу.